«Война миров» и другие романы - Герберт Уэллс

– На них можно проваляться со сломанными костями всю ночь напролет, и волны будут обдавать вас холодным душем. Недурно?

Их взгляды встретились.

– К сожалению, ваш способ не выдерживает критики, – продолжал Избистер с сардонической усмешкой. – Для самоубийства ни эта скала, ни другая не годится – это я говорю как художник, – он засмеялся, – слишком уж отдает плохим любительством.

– Но что же тогда? – сказал незнакомец в замешательстве. – Что же еще? Разве можно сохранить рассудок, если все ночи…

– Вы шли один по берегу?

– Один.

– Ну и глупо сделали. Надеюсь, вы не обидитесь на мои слова? Один! Вы же сами сказали, что физическое утомление – это не лекарство для уставшего мозга. И кто это вам посоветовал? Что ж тут удивительного! Идти одному, над головой солнце, вас томит жара, усталость, одиночество – и так в продолжение целого дня. А затем вы, наверное, ложились в постель и попытались заснуть. Не так ли?

Избистер замолчал и участливо посмотрел на больного.

– Посмотрите на эти скалы! – вдруг воскликнул незнакомец в порыве отчаяния. – Посмотрите на это море, которое волнуется и сверкает уже много-много веков. Посмотрите на белые брызги пены около этой скалы! На этот голубой свод, откуда льются ослепительные лучи солнца!.. Это ваш мир. Он вам понятен, вы наслаждаетесь им. Он согревает, поддерживает вас, он восхищает вас. Но для меня… – Он поднял голову, лицо его было мертвенно-бледным, глаза мутные и красные, губы бескровные. – Глядя на эту красоту, я еще острее чувствую, как я несчастен. Как ни прекрасен мир, я ни на минуту не забываю о своем несчастье, – прошептал он.

Избистер взглянул на дикую живописную картину залитых солнцем скал, а затем на мрачное лицо незнакомца. Несколько мгновений Избистер стоял молча. Потом встрепенулся и сделал нетерпеливое движение.

– К вам вернется сон, – сказал он, – и вы перестанете так мрачно смотреть на мир, помяните мое слово.

Теперь он уже был уверен, что эта встреча не случайна. Еще полчаса назад он чувствовал скуку и пустоту. Теперь же ему предстояла трудная и благородная задача. Он тотчас же принял решение. Прежде всего этот несчастный нуждается в дружеском участии.

Избистер примостился на краю мшистого утеса рядом с неподвижно сидевшим незнакомцем и изо всех сил начал развлекать его. Но тот словно погрузился в апатию; он угрюмо смотрел на море и лишь коротко отвечал на вопросы Избистера, однако не выказывал неудовольствия по поводу непрошеного сочувствия. Казалось, он даже был рад этому, и когда Избистер, видя, что разговор не клеится, предложил подняться наверх и вернуться в Боскасль, чтобы полюбоваться на Блэкапит, он охотно согласился. На полпути он принялся разговаривать сам с собой, а потом внезапно повернул к Избистеру свое мертвенное лицо.

– Чем же это все кончится? – спросил он, сделав слабый жест рукой. – Чем же это все кончится? Все идет кругом, кругом, кругом. Все непрестанно вертится, вертится, вертится…

Остановившись, он очертил рукой круг в воздухе.

– Отлично, дружище, – сказал Избистер с видом старого приятеля. – Не мучайте себя понапрасну. Положитесь на меня.

Незнакомец отвернулся и опустил руку. Они продолжали подниматься по узкой тропинке, змеившейся на краю обрыва, направляясь к мысу за Пенэлли; страдающий бессонницей человек шел впереди Избистера, он то и дело жестикулировал, роняя бессвязные, отрывочные слова. Дойдя до мыса, они остановились на том месте, откуда открывается вид на мрачный, таинственный Блэкапит, и незнакомец присел отдохнуть. Как только тропинка стала шире, они пошли рядом, Избистер возобновил разговор. Он только что начал распространяться о затруднениях, с которыми сталкивались в непогоду при постройке Боскасльской гавани, как вдруг спутник перебил его.

– Моя голова совсем не та, что раньше, – проговорил он, для большей выразительности подкрепляя слова жестами. – Совсем не та, что раньше. Я чувствую какое-то давление, тяжесть. Нет, это не сонливость. Это похоже на тень, глубокую тень, внезапно и быстро падающую на что-то живое, деятельное. Все кружится и погружается во мрак, во мрак. Полный сумбур мыслей и водоворот, водоворот. Я не могу этого выразить. Я с трудом могу сосредоточиться и говорить с вами об этом.

Видимо, ослабев, он остановился.

– Не утруждайте себя, дружище, – сказал Избистер. – Мне кажется, я понимаю вас. Во всяком случае, нет никакой надобности рассказывать об этих вещах.

Незнакомец начал протирать себе глаза. Избистер попытался было поддержать разговор, потом у него мелькнула новая мысль.

– Пойдемте ко мне, – предложил он, – посидим и покурим. Я покажу вам мои наброски Блэкапита. Хотите?

Незнакомец покорно встал и пошел за ним вниз по склону.

Движения его были медленны и неуверенны, и Избистер слышал, как он спотыкался, спускаясь с горы.

– Войдемте ко мне, – пригласил Избистер. – Не хотите ли сигарету или чего-нибудь спиртного? Вы употребляете крепкие напитки?

Незнакомец в нерешительности остановился у садовой калитки. По-видимому, он не отдавал себе отчета в своих действиях.

– Я ничего не пью, – медленно произнес он, поднимаясь по садовой дорожке. – Нет, – повторил он спустя минуту, – я ничего не пью. Все кружится, все вертится колесом.

Споткнувшись на пороге, он вошел в комнату точно слепой.

Затем тяжело опустился, почти упал в кресло. Наклонился вперед, сжал лоб руками и замер. Из груди его вырвался сдавленный вздох.

Избистер суетился с растерянным видом, какой бывает у неопытных хозяев, произнося отрывочные фразы, которые почти не требовали ответа. Он взял папку, потом переложил ее на стол и посмотрел на часы, стоявшие на камине.

– Надеюсь, вы не откажетесь поужинать со мной, – сказал он, держа в руке незакуренную сигарету и думая, что гость его, вероятно, страдает от злоупотребления наркотиками. – Могу вам предложить только холодную баранину, но она прямо великолепная. По-уэльски. И еще, кажется, сладкий пирог.

Он дважды повторил приглашение.

Незнакомец молчал. Избистер остановился со спичкой в руке и взглянул на своего гостя.

Тот продолжал молчать. Избистер выронил спичку и, так и не закурив, положил на стол сигарету. Казалось, незнакомец задремал. Избистер взял папку, открыл ее, снова закрыл; он колебался, говорить ему или нет.

– Быть может… – начал он шепотом.

Он взглянул на дверь, потом на гостя в кресле. Затем осторожно, на цыпочках, оглядываясь на своего гостя, вышел из комнаты, бесшумно закрыв за собой дверь.

Наружная дверь оставалась открытой; Избистер вышел в сад и остановился возле куста волчьего аконита. Отсюда через открытое окно он мог видеть незнакомца, неподвижно сидящего все в той же позе.

Проходившие по дороге дети остановились и с любопытством глядели на художника. Какой-то моряк обменялся с ним приветствиями. Избистер подумал, что его выжидательная поза привлекает внимание